— Смените постель, полностью. Проветрите спальню и кабинет тоже, она здесь ждала. Избавьтесь от всякого следа пребывания здесь мисс Фокс.
На его лице не отражалось никаких эмоций, как и обычно, оно было предельно серьезным. Прихватив свою трость, Линвуд вышел из дома. Был ясный осенний день. Ему нужно было подумать о Венеции и о том, какое направление примет теперь затеянная ими игра.
— К вам приходил лорд Линвуд, мадам. Я сказал ему, что вы уехали в театр, — сообщил Альберт и с сомнением добавил: — Надеюсь, я поступил правильно, сообщив ему эту информацию. Он отчаянно желал вас увидеть, и я… — Пожилой дворецкий смущенно закашлялся.
— Он не говорил, когда вернется?
— Нет, мадам.
Весь день Венеция ожидала его визита или записки. Она напряженно вслушивалась, когда подъедет его экипаж, и раздастся стук латунного дверного молоточка, но этого все не происходило. День клонился к вечеру, и радостное предвкушение в сердце сменилось неуверенностью и дискомфортом. Даже если Линвуд не заметил крови на простыне и ни о чем не догадался, она надеялась, что он захочет увидеть ее столь же сильно, как и она его. Она заставила себя повторить роль — сегодня вечером в театре давали «Розину», — но, невзирая на восторженно-тревожное состояние перед премьерой, никак не могла избавиться от беспокойства о Линвуде.
Венеция собиралась уже отправляться в театр, когда приехал Линвуд. Она сидела у себя в гостиной, готовясь к представлению, когда дворецкий привел его к ней.
— Френсис. — Она улыбнулась, испытывая небывалое облегчение при виде его. — Вы выбрали самое неподходящее время. С минуты на минуту я должна ехать в… — Она оборвала себя на полуслове, заметив выражение его лица, и поняла, что все изменилось. — Френсис?
— Вы не были честны со мной, Венеция.
Его голос и выражение лица были столь же холодными и отстраненными, как и в вечер знакомства.
— Да, мне следовало рассказать вам, что я девственница.
— И об этом тоже, — мрачно согласился он.
Время будто остановилось, а вместе с ним ее сердце, дыхание, окружающий мир. Все будто внезапно покрылось толстым слоем льда. Она медленно повернулась к Линвуду.
— Когда я проснулся, вас уже не было, — произнес он.
— Я опасалась разоблачения, но надеялась, что увижу вас сегодня, и мы поговорим.
— А потом я заметил вашу кровь на простыне.
Сглотнув, она ничего не ответила.
— Тогда я приехал сюда, и мне сообщили, что вы в театре. Я отчаянно желал увидеть вас, убедиться, что не причинил вам боли. — Коротко рассмеявшись, он покачал головой. — И я поехал в театр, к боковой двери, как вы мне и говорили.
Венеция закрыла глаза, предугадывая, какими будут его следующие слова, готовая услышать их. На сердце вдруг легла тяжесть, будто по жилам у нее текла не кровь, а лед.
— Когда я подошел к двери вашей гримерной, услышал мужской голос, голос Роберта Клэндона.
Венеция прижала руки к вискам. «Боже, нет! Только не это!»
— Характер вашей беседы не мог не привлечь моего внимания, Венеция.
Она вздохнула, понимая, что нужно немедленно прояснить ситуацию, ибо уклониться не удастся.
— Как много вам удалось подслушать?
— Достаточно.
Поджав губы, она попыталась сглотнуть стоящий в горле комок.
Раздался стук в дверь.
— Экипаж ждет, мадам. — Альберт посмотрел сначала на Линвуда, затем на Венецию. — Прошу прощения за вмешательство. — С этими словами он поспешно ретировался.
— Кем вам доводится Клэндон, Венеция?
Она лишь покачала головой. Это был единственный вопрос, на который она не могла ему ответить, не в состоянии была раскрыть свое сердце и мрачные тайны прошлого. Тогда она все потеряет, а он возненавидит ее до конца дней, если это уже не произошло.
— Никем.
— Никем, — чуть слышно повторил он.
В его черных глазах сверкал угрожающий огонь, на лице появилось рассерженное опасное выражение, но от этого оно не стало менее прекрасным. Ничто в нем сейчас не напоминало о мягкости и нежности прошлой ночи.
— Он всего лишь мужчина, с которым вы состоите в сговоре. Я полагал, возможно, он ваш любовник, но прошлая ночь показала, что в этом я заблуждался. Так что за отношения вас связывают? Денежные?
— Так вы знали? — поразилась Венеция.
— Разумеется, знал. Мне все известно с самого начала. Все ваши расспросы о Ротерхеме. — В его глазах полыхало черное пламя гнева, но выражение лица оставалось непроницаемым. — Клэндон полагает, что я убил его отца, и подослал вас заманить меня в ловушку.
Она отвела взгляд, зная, что бессмысленно отрицать очевидное.
— В таком случае зачем вы вступили в эту игру?
— По той же причине, что и вы, Венеция.
Она смотрела на него, такого непроницаемо-недосягаемого, и чувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется от боли.
— А прошлая ночь?
— Всего лишь логическое завершение.
Его слова полоснули ее, точно кинжал. Она отвесила ему звонкую оплеуху.
Линвуд даже не поморщился. Стоял перед ней молчаливый и неколебимый как скала. В его черных опасных глазах она могла без труда прочесть обвинения еще более худшие, чем те, что были высказаны вслух.
Окружающий воздух, казалось, потрескивал от напряжения.
— Клэндон прав, вы очень хорошая актриса, Венеция. Стоило сыграть в вашу игру, чтобы уложить вас в постель и получить то, что не сумели все прочие мужчины Лондона.
— Убирайтесь прочь! — вскричала она.
Их взгляды на мгновение встретились, затем Линвуд поклонился ей и вышел.