Западня для лорда - Страница 69

— Линвуд на свободе, — произнёс он. — Нельзя дважды арестовать человека по одному и тому же подозрению. Не так уж многого я прошу, Венеция.

— Только того, чтобы он оставался негодяем в глазах общества. — Она в упор посмотрела на брата. — Сообщай в газеты, Роберт, будь ты проклят. Я лично стану свидетельствовать против тебя.

Роберт удивленно уставился на нее. Она позвонила в колокольчик, призывая лакея.

* * *

Два часа спустя Венеция находилась в гостиной. Поникшим голосом рассказывала мужу финальную часть своей истории, не осмеливаясь поднять на него глаза. Линвуд стоял у камина, в котором колыхались языки пламени.

— Моя мать была шлюхой в одном публичном доме, завсегдатаем которого являлся Ротерхем. Он взял ее в свой дом и назвал любовницей, но потом пресытился и отослал обратно. Она была бедна, одинока необразованна, да еще с внебрачным ребенком на руках. Ей просто больше некуда было пойти. Она скончалась за год до своего тридцатилетия, но выглядела при этом много старше своих лет.

— Вот почему ты покровительствуешь приюту для женщин, желающих прекратить заниматься проституцией, в Уайтчепеле. И почему до меня в твоей жизни не было ни одного мужчины, — наконец осенило Линвуда.

Она кивнула:

— Я поклялась, что не пойду по стопам матери. Я ненавидела Ротерхема за то, что он сотворил. Но, как ни велика моя любовь к маме, я ненавидела и ее тоже, потому что она позволила Ротерхему распоряжаться собой. Я считала ее слабой из-за того, что она любила его, несмотря ни на что, она всегда повторяла мне, что женщина не выбирает, в кого влюбиться. Я ей не верила. Тогда. — Венеция ненадолго замолчала. — До тех пор, пока не встретила тебя. — Она посмотрела ему в глаза. — Мне очень жаль. Френсис. Следовало рассказать тебе все давным-давно. До того, как мы поженились. До того, как стало слишком поздно. Но мне было стыдно.

Не сводя с нее взгляда, он взял ее за руку и заставил встать.

— Тебе нечего стыдиться, Венеция. Я люблю тебя, и это неизменно. — Он поправил выбившуюся из ее прически прядь волос. — Но я понимаю, как болезненна для тебя эта часть твоего прошлого. Не нужно нам было приходить к Роберту. Никто не должен узнать о твоей матери.

Она покачала головой.

— Люди считают тебя виновным, Френсис. Думают, будто тебе, как виконту, сошло с рук убийство герцога. Будто мы заключили с тобой сделку, ты купил мое молчание, женившись на мне.

— Не важно, что думают они. Нам-то известна истина.

— Нет, это важно. Я видела, как болезненно ты все воспринимаешь, что даже твои близкие друзья и члены семьи верят в твою виновность.

— Небезосновательно. Клэндон прав, Венеция, я злодей.

— Нет, Френсис. Ты добрый и благородный человек.

— Ты не спросила, что бы я сделал, если бы Ротерхем отказался покинуть Лондон, невзирая на мои угрозы.

— Ты убил бы его? — негромко ахнула она.

— Не стану отрицать такой вероятности.

— Ты не можешь знать, что случилось бы. Значение имеет лишь то, что ты его не убивал. Мы должны заявить обществу, что ты честный человек. Я не отступлюсь.

Их взгляды встретились.

— Даже если твоего брата повесят?

Она кивнула, хотя и со слезами на глазах, и поспешно опустила голову.

Линвуд поднял ее подбородок и посмотрел прямо в глаза:

— А что, если его просто вышлют из страны?

— Это было бы великой милостью.

— В таком случае мы станем просить о ней у тех, кто наделен влиянием.

Венеция бросила понимающий взгляд на прислоненную к стене трость с набалдашником в виде волчьей головы со сверкающими изумрудными глазами.

* * *

Присутствие на суде стало для Венеции тяжелым испытанием. Роберт обнародовал правду о ее матери, но все оказалось не так страшно, как она ожидала. Наоборот, она испытала облегчение оттого, что не нужно больше ничего утаивать. Линвуд любит ее, несмотря ни на что, все остальное меркло по сравнению с этим. Роберта признали виновным в убийстве отца и приговорили к ссылке в Австралию с запретом когда-либо возвращаться в Англию.

Через неделю после суда ранним утром Венеция стояла у окна гостиной в их доме на Сент-Джеймс-Плейс. Плотнее запахнув халат, чтобы скрыть наготу, смотрела на покрывший улицы первый снег, похожий на вату. Скоро Рождество. Венеция размышляла о том, как сильно изменилась ее жизнь всего за один сезон. Ее незыблемая вера в прошлое, будущее и себя претерпела разительные перемены. Из прославленной актрисы она превратилась в виконтессу. Власть, слава и успех не принесли ей счастья. Оно пришло от сердца, от всепоглощающей любви к другому человеку, который тоже ее любит. На душе у нее потеплело при мысли о муже, спящем в соседней комнате.

Раздался негромкий шорох. Линвуд, все еще обнаженный и теплый, только что поднявшийся с кровати, обнял ее сзади и поцеловал, в волосы.

— Я думала, ты еще спишь, — сказала она.

— Только не без тебя, — пробормотал он. Посмотрел сначала на припорошенную снегом улицу, затем на Венецию.

— О чем ты задумалась?

Эти слова перекликались с теми, что он сказал ей на балконе в вечер их знакомства. Кажется, это было целую вечность назад.

— Только о хорошем, — улыбнулась она. — Я рада, что твое доброе имя восстановлено.

— Благодаря тебе, — прошептал он ей на ухо. — Я люблю тебя, Венеция.

— Я тоже тебя люблю, Френсис.

Из мрачных тайн и хитроумных игр выросла искренняя любовь, которая продлится вечность. Улыбнувшись, Линвуд потерся носом о ее шею.

— Возвращайся в постель, любимая.

— Да, — с улыбкой согласилась она.