Корила себя за легковерность и стремление защитить мужа.
Линвуд ей не солгал. Он никогда не заявлял о собственной невиновности. Отчего же она чувствует себя так, будто ее вера в человека, которого она любит и за которого вышла замуж, обратилась в пыль и развеялась по ветру? Она-то полагала, что игра в правду и ложь окончена и остались только он и она. Но Линвуд, даже одержав победу, продолжал разыгрывать свою партию.
Венеция не проронила ни слезинки. В душе воцарились ужасающая чернота, ярость и опустошенность. Казалось, так теперь будет всегда. Она не могла ничего делать, сидела и ждала, слушая заунывную песнь ветра за окном и ритмичный стук дождя в стекла.
Собрание членов ордена Волка закончилось позже, чем предполагал Линвуд. Он не пошел с остальными пропустить по стаканчику, сразу отправился домой. Открыв дверь кабинета, тут же понял: что-то случилось.
Он не сразу заметил в темноте Венецию. Огонь в камине почти погас, и комната погрузилась во мрак и холод.
— Венеция?
Взяв свечу, он зажег, ее от едва тлеющих углей и с ее помощью зажег все остальные свечи в канделябре.
Подошел к жене:
— Не думал, что ты станешь дожидаться меня. Собрание затянулось.
— В самом деле? — убийственным тоном, от которого у Линвуда кровь застыла в жилах, произнесла Венеция.
— Что случилось? — спросил он, подходя к ней вплотную.
— Мэриэнн приезжала днем.
— Вот как, — прошептал он.
— Рассказала, что с ней сделал Ротерхем.
— Тогда ты не можешь не понимать, почему я не сообщил тебе об этом.
— Да, понимаю.
— Рад это слышать.
— Ты лгал мне.
— Я никогда не лгал тебе, Венеция.
— Разве нет?
— Нет.
— Чем ты можешь поклясться, Френсис?
— Чем скажешь.
— Моей жизнью? Или жизнью Ротерхема, возможно?
— О чем ты говоришь!
Она указала глазами на стол. Линвуд увидел дневник Ротерхема, который он забрал из его кабинета в ночь убийства.
— Да, вижу.
— И я тоже вижу. Наконец-то. Это дневник Ротерхема. Как ты, наверное, потешался надо мной, заставляя верить в свою невиновность! Смеялся над моей наивностью. И твои родители тоже. Твое актерское мастерство многократно превзошло мое.
— Все не так, как ты думаешь. Я могу объяснить присутствие у меня этой вещи.
— Точно также, как объяснить убийство Ротерхема? Или ты намерен дальше обманывать меня, ведя изощренную игру?
Линвуд плотно сжал губы.
— Наша игра давно окончена. Но даже тогда я не обманывал тебя.
— Возможно, и нет. Ты педантично следовал правилам. Лишь тщательно подбирал слова, разрабатывал хитроумную тактику.
— Впервые в жизни не делал ничего подобного.
— Нет? Поклявшись говорить мне правду или безмолвствовать, ты хранил молчание вместо того, чтобы защищаться. Я считаю это хитроумной тактикой. — Она горько рассмеялась. — Неудивительно, что ты никогда не отрицал свою вину, даже когда мы оставались наедине. Какой же я была дурой! Верила, что ты кого-то выгораживаешь. — С ее губ сорвался еще один нервный смешок, в глазах стояли слезы. — А все оказалось… несколько не таким, как я думала. Ты убил Ротерхема, защищая честь Мэриэнн.
— Венеция!
— А знаешь, что во всем этом самое ужасное, Френсис? Если бы ты с самого начала был откровенен со мной и признался в убийстве, мне было бы все равно. — Слезы потекли по ее щекам, но она смахнула их быстрым, нервным движением. — Ты сделал из меня дуру.
— Ты ошибаешься, Венеция.
Линвуд подошел к ней, намереваясь обнять, но она оттолкнула его руки и хотела отвернуться, однако он схватил ее в охапку и заставил посмотреть себе в глаза.
— Я не убивал Ротерхема. Клянусь тебе.
В тишине комнаты слова прозвучали особенно громко. За окном бушевала непогода, лил дождь, завывал ветер, раскачивая занавески и заставляя трепетать пламя свечей, от которого на лице у Линвуда появлялись опасные тени.
Она тяжело дышала, прижимаясь к его груди.
— У тебя его дневник.
— Да. Но я его не убивал.
Будучи не в силах смотреть на отражающуюся в глазах Венеции боль, Линвуд произнес:
— Теперь, когда я больше не связан тайной Мэриэнн, могу рассказать тебе все.
Посмотрев на него долгим взглядом, Венеция кивнула:
— Так расскажи же мне.
Подойдя к окну, Линвуд вгляделся в темноту ночи:
— Ты права. Я защищал Мэриэнн. Она поведала тебе, что он с ней сотворил?
— Да, — прошептала Венеция. — Теперь я понимаю, почему ты хотел убить его.
— Поверь, я страстно этого желал. И мой отец тоже. Мы сделали бы это три года назад, но негодяй ускользнул на континент.
— А ты спалил его дом в качестве предупреждения, чтобы он не смел возвращаться назад.
Линвуд покачал головой:
— Я сжег дом, чтобы уничтожить его личные дневники. На протяжении долгих лет он тщательно документировал свой интерес к Мэриэнн, как и то, что сотворил с ней. Также он упоминал о связях с моим отцом. Если бы кто-то прочел все это… я не мог подвергать сестру такому риску.
— Но в Италии Ротерхем не остался. В начале этого года он вернулся в Лондон.
— Из-за Мэриэнн. Он был одержим ею.
При этой мысли Венеция содрогнулась.
— Но ведь она моложе меня, его дочери.
— Для него это не имело значения. Он был из тех людей, кто привык всегда получать желаемое. Он хотел Мэриэнн даже после того, как она вышла замуж. Ты встречалась с Рейфом Найтом, ее мужем.
Венеция кивнула.
— Такого человека лучше не злить.
— Верно. — Линвуд вспомнил, каково это — разозлить Рейфа Найта. — Найт убил бы Ротерхема, не останови его Мэриэнн. — Глядя на ночную улицу, он видел перед мысленным взором совсем другую картину, случившуюся не так давно, — закат в Хоунслоу-Хит. — Ротерхему было позволено убраться живым с условием, что он немедленно уедет из страны. Но он остался. Он даже посещал те же светские приемы, что и моя сестра, чтобы помучить ее.