Приехав к Элис, она направилась в гостиную, на ходу стягивая перчатки и развязывая ленты капора. Элис и Рейзби стояли у камина, крепко обнявшись. При виде ее они отпрянули друг от друга.
— Прошу прошения, — сказала она, краснея, — я не знала.
— Подожди, — окликнула ее Элис, видя, что Венеция уже развернулась, чтобы уйти. — Рейзби только что вернулся из Ньюгейта от Линвуда.
Венеция тут же остановилась и, не в силах совладать с собой, медленно развернулась. Она старалась изображать спокойствие, но сердце в груди билось с такой силой, что Рейзби наверняка услышал.
— Как он?
— Настолько хорошо, насколько вообще может быть при сложившихся обстоятельствах.
Своими словами он убил частичку ее души. Опустив глаза долу, она стала рассматривать вытканный на турецком ковре рисунок: изысканное переплетение золотой нити с синей. Сказать было нечего. Слышалось потрескивание углей в камине.
— Мисс Фокс, — произнес Рейзби.
Она подняла голову.
— Он говорит, что не поджигал ваш дом, и хранит молчание касательно остальных вменяемых ему обвинений. — Помолчав немного, Рейзби добавил: — Он не станет отпираться в убийстве Ротерхема.
— Боже, помоги ему! Его же повесят!
Закрыв глаза, она прижала руку ко рту, испугавшись того, что выдала себя. Внутри все похолодело. Она заметила, как переглянулись Элис с Рейзби.
— Венеция… — начала было Элис.
— Прошу меня извинить.
Элис хотела последовать за Венецией, но та лишь покачала головой и выбежала из комнаты.
— Был обнаружен пропавший пистолет Ротерхема, Френсис. — Отец Линвуда сидел напротив него за маленьким столиком. — В иле на берегу Темзы. — Он обеспокоенно хмурил брови. С тех пор как Линвуд видел его в последний раз, тот сильно постарел и осунулся, под глазами залегли тени, будто он не спал много дней. — Это веская улика против тебя.
Линвуд ничего не ответил.
— Наша газета освещает события с осторожностью, ну а остальные… что ж, можешь представить.
— Могу, — согласился Линвуд.
Помолчав немного, отец добавил:
— Я поговорил со всеми, кто может быть нам полезным, когда дело дойдет до суда, но…
— Ротерхем был герцогом. От его убийства не удастся откупиться никаким количеством денег и никакими связями. Властям нужно покарать преступника, подав тем самым пример обществу.
— Наверняка что-то можно сделать. — Отец посмотрел на Линвуда. — В этом деле ключевую роль играют показания мисс Фокс. Всем остальным можно пренебречь, но только не этим. Вот если бы она внезапно исчезла.
— Не смейте ее трогать!
— Я имел в виду подкуп. Ты всегда думаешь обо мне самое худшее.
— Интересно, с чего бы это?
Отец потупился.
— Я отдам ей все свои деньги до последнего пенни, если понадобится.
— Предупреждаю, держитесь от нее подальше.
— Неужели ты думаешь, что я буду сидеть и ждать, пока тебя повесят из-за какой-то шлюхи?
— Что бы вы ни думали, она не шлюха. Если меня повесят, за такое не страшно и умереть, вы не находите?
Закрыв глаза, отец принялся медленно массировать себе лоб.
— Какого черта ты вообще ей это рассказал?
— Мы с мисс Фокс играли в очень опасную игру. Я сделал ставку и проиграл.
— Да ей на тебя наплевать! Завтра она возвращается на подмостки Ковент-Гардена. Все билеты, до последнего, распроданы за цену вдвое больше обычной.
— Пообещайте мне, что она не пострадает, — произнес Линвуд.
— Я не стану причинять ей зло, — ответил отец, но Линвуда его слова не убедили.
— Поклянитесь жизнью Мэриэнн.
В глазах отца отразилась боль.
— Клянусь, — с презрением произнес он. Лишь тогда Линвуд уверовал в безопасность Венеции.
Отец и сын переглянулись.
— Черные деяния моего прошлого настигают моих детей, сначала дочь, теперь и сына.
Некоторое время ни один из них не произносил ни слова.
— Мне самому следовало бы убить Ротерхема, — наконец вымолвил отец.
И снова воцарилось молчание.
— Есть много слов, которых я никогда не говорил тебе, Френсис. Я раскаиваюсь в том, как обращался с тобой все эти годы. Мой отец воспитывал меня в строгости, и так же я поступал с тобой. Думал, это научит тебя противостоять жизненным трудностям. Но я был жесток и слишком критичен и сожалею об этом.
Линвуд посмотрел на него.
— В прошлом я совершил множество ошибок, Френсис. Я поступал эгоистично, сурово и безжалостно, но знай, я отдал бы жизнь, чтобы исправить то, что причинило боль Мэриэнн и тебе. Я не могу изменить случившегося с Ротерхемом, зато могу сказать, что люблю тебя и всегда гордился таким сыном, как ты. Мне следовало сказать тебе это давным-давно.
Повисло молчание. Мисборн положил руку Линвуду на плечо:
— Сынок. — Кивнув, он встал из-за стола. — Я приду завтра утром, и послезавтра тоже, и буду приходить до самого суда.
Подойдя к запертой двери, он постучал, чтобы его выпустили.
— Благодарю вас, — прошептал Линвуд.
Остальные слова так и остались невысказанными.
На следующее утро Венеция и Элис сидели друг напротив друга за завтраком. На Элис была красивая розовая ночная сорочка, поверх которой накинут халат, на Венеции — простое платье серого цвета, которое она получила от модистки. Волосы были собраны в узел на затылке, лицо лишено всякой косметики. Дворецкий поставил на стол перед ней большой серебряный поднос с корреспонденцией.
— Почему бы тебе не отложить эти письма подальше? Прочтешь, когда будешь чувствовать себя лучше, — с тревогой произнесла Элис.