— Ты придешь на обед в воскресенье?
— В этот день у меня дела.
— Тогда приходи, когда сможешь, хоть ненадолго. Ради матери. Ты же знаешь, как она о тебе беспокоится.
Линвуд скованно кивнул, после чего добавил:
— Прошу меня извинить, сэр.
— Конечно.
В глазах Мисборна промелькнула тень боли. Кивнув, он ушел. Линвуда с Венецией проводили к их столику. Заметив, что он провожает взглядом отца, она подумала о том, что стала свидетельницей очень личной сцены, гнева и уязвимости, которые он бы вовсе не хотел явить свету.
Он перехватил ее взгляд. В его глазах застыла настороженность и стремление защититься. Подошел официант с листком бумаги и карандашом, готовый принять заказ. Венеция стала расспрашивать его о пирожных, дав Линвуду время собраться с мыслями, хотя встреча с графом Мисборном и слишком тесное соседство с Линвудом напрочь отбили у нее аппетит.
— Итак, — негромко произнесла она, когда официант удалился.
Линвуд тут же насторожился.
— Вы пойдете сегодня в театр?
— Да, — ответил он. В его взгляде появилось странное выражение, облегчение ли, благодарность? — Есть одна актриса, которую мне хотелось бы увидеть.
— А вы мне не говорили, что являетесь поклонником творчества мисс Суитли.
Улыбнувшись, он положил руку на стол недалеко от ее руки, однако не касаясь, поскольку они находились в общественном месте. Но Венеция чувствовала близость его пальцев столь же отчетливо, как если бы он гладил ими ее ладонь. Она повернула руку, и его взгляд тут же устремился к тому месту, где из-под перчатки показалась узкая белоснежная полоска кожи запястья. Затем Линвуд снова посмотрел ей в глаза, будто они только что разделили некое общее переживание, которого она не вполне понимала.
— Вам отлично известно, что я интересуюсь вовсе не мисс Суитли. — Его голос был низким, бархатистым, интимным.
Продолжая смотреть ему в глаза, Венеция негромко ответила:
— Все же вы узнали ее по прошлому.
Он не стал разыгрывать непонимание.
— Да.
Венеция уже слышала признание из уст Элис, но хотела, чтобы Линвуд тоже рассказал ей об этом.
— Вы были ее клиентом?
Удивившись такой смелости, он вскинул бровь:
— Мне нет нужды посещать бордели, мисс Фокс.
— Я не об этом вас спросила.
Этот разговор не имел ничего общего ни с Ротерхемом, ни с тем, что она должна была сделать. Подобный вопрос вообще не должен был ее волновать, но волновал очень сильно. Затаив дыхание, она ожидала ответа.
— Я не был ее клиентом, как, впрочем, ни одной женщины.
— И все же предлагали ей деньги.
— Верно, — не моргнув глазом, согласился Линвуд.
Они сидели в чайной комнате в окружении других представителей высшего света, пили чай с пирожными, ведя очень опасный личный разговор. Венеция подалась вперед и произнесла чуть слышно:
— За любовную связь?
Он усмехнулся:
— Разве я вам не сказал, что не плачу за это деньги?
— Лорд Линвуд, вы опять проигнорировали мой вопрос.
— А вы задаете их слишком много, мисс Фокс, — чуть слышно произнес он.
У Венеции возникло дурное предчувствие. Выражение лица Линвуда, интонация голоса оставались непроницаемыми. Ее подозрения несколько развеялись, когда он добавил:
— Уверен, мисс Суитли уже сообщила вам подробности моего предложения.
— Как это ни удивительно, нет.
Венеция нахмурилась. С ее стороны было ханжеством притворяться оскорбленной тем, что Элис не доверяет ей, но она ничего не могла с собой поделать.
— Она сказала лишь, что вы хотели заполучить информацию, но о ком, мне неизвестно.
Воцарилось молчание. Линвуд опустил взгляд на ее руки. Она теребила пуговки на перчатке. Заметив, что он наблюдает за ней, она тут же перестала это делать и, взяв с блюдца чашку, поднесла к губам и сделала глоток, прежде чем снова посмотреть ему в глаза.
— Значит, она вам ничего не рассказала.
Венеция промолчала.
Глаза Линвуда были непроницаемы.
— Это не имеет к нам никакого отношения, мисс Фокс.
— Вот как? Вы платите за информацию одной из девушек миссис Сильвер?
— Я владелец газеты, публикующей подобного рода истории. Неужели вы никогда не совершали поступков, о которых впоследствии сожалели?
— Я стараюсь этого не делать.
Он кивнул, наигранно поздравляя ее с этим.
— А иных сожалений у вас нет, милорд? — изогнув бровь, поинтересовалась Венеция, побуждая его рассказать о Ротерхеме.
— В жилах мужчин в моей семье течет дьявольская кровь, мисс Фокс, подстрекающая на совершение поступков, о которых впоследствии невозможно не сожалеть, даже если они совершены из самых благих побуждений. — Он смотрел на нее немигающим внимательным взглядом, казалось понимая, что за игру она ведет.
И его слова, и взгляд заставили ее содрогнуться. Она перевела разговор на более безопасную тему, но воцарившееся между ними напряжение не пропало. Она сильно нервничала, что ей совсем несвойственно, и испытала огромное облегчение, когда пришло время возвращаться домой. Они ехали в молчании. Даже когда экипаж остановился у дома Венеции, и Линвуд помог ей выйти, он не произнес ни слова. Она испугалась, что в своих расспросах об Элис, публичных домах и Ротерхеме зашла слишком далеко.
— Доброго дня, лорд Линвуд.
Развернувшись, она сделала несколько шагов по направлению к двери и услышала голос Линвуда, мягкий и нежный, как шепот любовника, от чего по ее телу побежали мурашки.
— Венеция, знай, я не привык размениваться. Если ты принадлежишь мне, то мне одному. Как и я тебе. Если же нет, нам больше нечего друг другу сказать.